– Вот что же ты за тварища-то такая? – с нежностью спрашиваю я, разглядывая жуткую животину, мешающую работать. Кот словно понимает слова, потому что приподнимает голову и, прищурившись, смотрит на меня. На его морде отчетливо читается: «Что создал, то и люби».
– Да люблю, люблю, – вздыхаю я обреченно и чешу за ухом. Пушистенька мурлыкает, словно тигр. На его устрашающей морде выражение блаженства. Только природная ловкость, помноженная на опыт общения с кровожадной тварью, которая некогда была моим котом, позволяет вовремя убрать руку. Клацают клыки, и Пушистенька обиженно шипит, оставшись без законной добычи. Думаю, он убежит искать себе новую жертву, но нет. Сегодня кот проникся нежностью ко мне. Растягивается во весь свой немалый рост, изгибается на бумагах и, подумав, скидывает с края стола чернильницу на пол.
– Ну, скотина же! – шиплю я, но не встаю убирать. Кот, свесив голову с края стола, с интересом смотрит на учиненное безобразие, и следом за чернильницей летит пресс-папье. Его, впрочем, не жалко, подарок из министерства – золотая и бесполезная штуковина.
Хвост Пушистеньки мотается из стороны в сторону, смешивая документы и показывая, насколько скотина недовольна жизнью. Впрочем, с тех пор как я не очень предусмотрительно попытался продлить жизнь своему любимцу, Пушистенька ненавидит весь мир и делает все, чтобы мир начал отвечать ему взаимностью.
– Кэвин! – ору я, и в дверь просовывается голова моего помощника, а потом заходит и он сам.
– Да, учитель?
Ну еще бы реверанс сделал. Стремление Кэвина угодить раздражает, но он лучший. Лучший после нее, и это место он занимает не случайно, а с обязанностями справляется хорошо. Быть правой рукой мастера почетно, но за восемь лет можно было бы немного вырасти и проявить чуточку… непочтения, что ли? А то скучно.
– Найди кого-нибудь из девчонок, – командую я, имея в виду старшекурсниц, которые иногда помогают в замке по хозяйству и выполняют обязанности секретарш. Не бесплатно, конечно. Маги, даже будущие, – народ на удивление меркантильный. – Пусть уберут тушь с ковра. И еще: надеюсь, ты собрался? Хочу выехать вечером. С утра у меня уже дела.
– А я еду с вами? – уточняет Кэвин, и я не слышу в голосе энтузиазма.
– Ну, а ты как думаешь? Хочешь, чтобы я два дня улыбался напыщенным идиотам, а ты все это время прохлаждался в замке? Нет уж. Все эти сборища светского общества утомительны. Это твоя работа. Моя заключается совсем в другом. Вырастешь – узнаешь, – не могу удержаться от язвительного замечания. Лицо Кэвина вытягивается, а мне становится чуть менее паршиво, чем обычно.
– Как скажете.
Кэвин кивает и спешит на выход, а я задумчиво смотрю ему вслед. Перспективный парень. Симпатичный, умный, не обделен силой, хитер. Исполнителен, но в нем нет стержня. Вообще сейчас в замке много талантливых учеников и молодых магов, проходящих тут свою службу, но нет ни одного со стержнем внутри. Лидера, который смог бы стать по окончании службы самостоятельно единицей. Сплошные Кэвины, способные только выполнять приказы. И все же почему он не хочет ехать? А он не хочет. Даже позволил себе выказать недовольство. Неужели что-то знает и боится? Не исключено. Кэвин наблюдателен и в курсе происходящего в замке. Впрочем, какая разница? Он не помешает моим планам, а остальное не важно.
Боги, я думала, сдохну, пока мы доберемся до гостевого дома. У меня перед глазами стоит красная пелена, а эш Грис, воодушевленный скорым окончанием пути, настроен на светский разговор.
– Вы не представляете, какие изумительные морепродукты подают в ресторане. Я советую вам жемчужного краба под специальным соусом, в который добавлена амброзия. Всего чуть-чуть, в допустимых нормах, но она, и только она, делает вкус блюда божественным. Как только немного отдохнете, надеюсь, разделите со мной трапезу. Я непременно угощу вас местными дели- катесами.
– Предлагаете есть краба на завтрак? – отзываюсь я, просто чтобы не провалиться в беспамятство. – Я как-то с утра предпочитаю круассаны и кофе.
– Ну почему же на завтрак? Еще целый вечер впереди. Сейчас время ужина. Что может быть лучше бокала вина с изысканным блюдом накануне ответственного задания?
– Спать? – уточняю я, приподняв бровь.
– Я думал, вы более…
– Что более? – усмехаюсь. – Вас удивляет мое нежелание пить вино за ужином с тем, кто шантажом заставил меня взяться за работу, которая сулит лишь неприятности?
– Дайана, вы слишком часто используете один и тот же аргумент.
– Может быть. А вы слишком часто делаете вид, будто его не существует. Приходится напоминать.
– Не забывайте, нам нужно еще уладить формальности. Не все документы подписаны. Так что вечером вас жду.
– Мы все подпишем за завтраком. Вечером я буду отдыхать. Не люблю суету и алкоголь перед сложным днем. А касаемо ужина – я не голодна. Обед был плотным.
Эш Грис наконец-то замолкает, так и не сумев добиться своего. Я упряма, особенно если понимаю, что не в состоянии сделать то, о чем меня просят.
Когда приходит время выбираться из кареты, я понимаю – это сделать невероятно сложно. Боль в боку пульсирует, картинка перед глазами плывет, к щекам приливает жар. Это очень плохо. До завтра нужно восстановиться, заклинание, которое я наложила на рану, почти перестало действовать. В вещах есть хорошее зелье, но и оно не способно заставить меня полностью восстановиться до утра. Есть еще один способ, но к нему мне прибегать не хочется.
К счастью, нам полагаются грузчики или кто там из обученных людей помогает немощным барышням и старикам донести свои вещи до комнаты. И пока мы ждем ключи, чемоданы уже отправляются наверх. Мой наниматель не поскупился, и наши номера располагаются на пятом этаже с видом на красоты Ледяного дворца. Быть может, я даже смогу их оценить, но, очевидно, не сегодня.
– Вы точно не желаете составить мне компанию за ужином, Дайана? – спрашивает эш Грис, когда мы расходимся по номерам.
– Нет, – отзываюсь я и дергаю на себя дверь. Какое счастье, наконец-то, я осталась одна. Делаю шаг в просторный, застеленный персиковым ковром холл номера и, едва закрыв за собой дверь, понимаю, что силы меня покинули и дойти до кровати я уже не могу. Падаю прямо тут, надеясь, что эш Грис не прибежит на грохот. Последняя мысль – как жаль несчастного, которому придется оттирать кровь со светлого, дорогого ковра.
VI
Я плыву. Или мне просто так кажется. Ощущения такие, словно нахожусь в лодке, которую качает на волнах. Не плохо, скорее даже хорошо. Спокойно и… вот ощущение «и…» заставляет меня очнуться. Есть в нем что-то неправильное и в то же время знакомое.
От раны в боку исходит жар, но не болезненный, а волнующий. Он приятными волнами растекается по телу, кружит голову и заставляет расслабиться, утонуть в неге. Я с трудом открываю глаза и грозно рычу:
– Э-э-ль! Чтоб тебя!
Я лежу на широкой кровати в разорванном платье. Верхняя половина частично прикрывает грудь, а юбка болтается низко на бедрах.
Вампир, услышав свое имя, отрывается от меня, прервав трапезу, и вскидывает глаза. Я тону в их яростном нечеловеческом свете. Эль красив – ироничный изгиб чуть пухлых еще мальчишеских губ, которые уже никогда не обретут суровую мужскую четкость, резкий изгиб черных бровей и длинные ресницы. Он нависает надо мной, и на его губах еще кровь. Моя.
– Мы договаривались! – рычу я, отталкивая его от себя. Он не сопротивляется. Отступает без слов, только плотоядно облизывает губы, а по моему телу пробегает волна желания. Демонов засранец! Явно же сделал это специально! Знает, в каком я состоянии.
– Твое зелье не помогло, – безразлично сообщает он и отступает к креслу.
Не сводя с меня глаз, падает в него и закидывает ноги на журнальный столик. Меня все еще потряхивает от его взгляда, сильного тела, которое было так близко, от его языка и губ на ране, от его чертовой вампирской магии, которая добралась до меня! Как же я не люблю это ощущение покорной беспомощности! Уж лучше бы я помучилась, но пришла в себя естественным путем.