Глава 5

— Приветствую тебя, Грег Новак, — услышал астронавт, едва высунувшись из «беседки». На привычном уже месте перед ним висел флаер императора.

— Салют, салют, — отозвался Грег. — Так и думал, что снова увижу тебя здесь.

— Это даже не говорит о твоей догадливости. Я ведь все объяснил тебе.

— И то верно.

— Ты готов отправиться сегодня в город махаонов?

— Из этой клетки я готов отправиться хоть черту в зубы.

— Ты считаешь, что я недостаточно гостеприимен?

— Для тебя, возможно, и достаточно, — туманно ответил Грег. — А сколько туда идти?

— Все зависит от тебя. Если будешь идти быстро, доберемся к завтрашнему вечеру.

— А на твоем… э-э… антиграве?

— Час.

— А что, для меня подобное средство передвижения слабо было сделать?

— Я не хочу давать тебе повод замышлять побег.

«Во всяком случае, честно», — подумал Грег. Действительно, когда он говорил о таком средстве передвижения, мысль, что оно в случае чего поможет ему бежать, мелькнула… «Куда я денусь с подводной лодки…» — пробормотал он, а Лабастьеру сказал:

— Ну и когда мы начнем обсуждать возможность пробуждения моих товарищей? Для начала хотя бы моей… э-э… самки.

— Вот и еще одна причина, которая делает пеший переход более приемлемым, — заявил Лабастьер. — Будет время поговорить о твоих товарищах и о других мирах. Ты расскажешь мне о них?

— О'кей. Я могу умыться?

— Если ты настаиваешь. Но придется подождать. Если же ты потерпишь, то довольно скоро по дороге у тебя будет возможность искупаться.

— Тогда уж лучше в пути, — махнул рукой Грег.

— Сейчас тебе принесут завтрак…

— Полдник, — уточнил Грег.

— Пусть так. После того как ты утолишь свой голод, выступаем.

В том, что у Лабастьера все распланировано заранее, Грег убедился, обнаружив, что из города ураний они выходят не тем же путем, каким пришли, а другой, проложенной в нужном направлении, дорогой-ущельем. Прощаться с ним бабочки не вылетели — видно, сценарием это предусмотрено не было.

Только выйдя из города, Грег осознал, что топать придется не по дороге. Действительно, откуда здесь дороги, зачем они бабочкам? Проклиная все на свете, в сопровождении пяти флаеров брел он по напоминающей степь равнине, поросшей чахлой, но жесткой серо-зеленой травой.

— Кстати, — сказал император, когда Грег присел отдохнуть. — У меня есть сюрприз для тебя.

— Представляю, — ворчливо откликнулся Грег.

— Да? — искренне удивился Лабастьер. — И что ты представляешь?

— Ничего. Это я так… Что там у тебя?

Император не стал упорствовать в расспросах, а перешел к делу:

— Ты интересовался литературой бабочек. Я сделал для тебя книгу.

— Что значит — «сделал»?

Император что-то прочирикал, и к самому лицу Грега подплыл один из флаеров. Один из сидящих в нем самцов-ураний наклонился и с явственным усилием достал со дна машины прямоугольный предмет — размером с почтовую марку, но толщиной в сантиметр.

— Что это? — спросил тот, осторожно взяв его в руки.

— Книга, — отозвался император. — Я изучил вашу технологию изготовления книг и слегка подправил ее. Это самый популярный в нашем мире текст — «Книга стабильности» махаонов. Сейчас ее читают не только махаоны, но и маака, и ураний. Это избранные, самые любимые мною стихи. Я сам перевел их на твой язык, чувствуя при этом связь времен. Когда-то почти тем же самым занималась моя мать — переводила «Книгу стабильности» с языка махаон на язык маака.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Грег и принялся разглядывать подарок. Переплет «книги» был серым и тонким, как папирус, со схематическим изображением трехлепесткового цветка, выполненным одной золотистой линией. Когда Грег осторожно перелистнул обложку, под ней обнаружились странички столь тонкие, что страшно было и листать их. Микрон? Полмикрона? Толщиной в одну молекулу?..

— Это не для моих грубых пальцев. — Грег с сожалением хотел вернуть подарок, но император остановил его.

— Не торопись. Это флуон — материал в сотни раз прочнее вашей бумаги. Порвать страницу этой книги ты сможешь, только если сильно постараешься. А я не смогу вовсе.

— Сколько тут страниц? — спросил Грег.

— Триста тридцать три, — ответил Лабастьер. — Когда-то у махаонов это число считалось священным и изображалось цветком трилистника. На каждой странице — одно стихотворение. Мне это доставило удовольствие.

— Как ты успел перевести их за одну ночь?

— У меня тысячи голов, — напомнил император.

Грег с сомнением перелистнул первую, абсолютно чистую и невесомую страничку. Удивительно: при почти полном отсутствии толщины страницы были не прозрачны, а белоснежны, словно плотный ватман. А вот и первый текст. Иззелена-черные буковки были малюсенькими, но Грег все-таки смог невооруженным глазом разобрать слова и прочел вслух:

Мокрые усики — радуга —

Сытую землю щекочут,

Это небо смешит ее, радует,

Удивить разноцветьем хочет.

Личинка, это друг друга они

Так любят — и вечно, и молча.

— Хм-м… — покачал он головой. — Интересно. Срасиво, но непонятно. Похоже на японские хокку.

— Ты прав, — отозвался Лабастьер. — Но природа этого текста несколько иная. И я не смогу объяснить тебе, в чем его специфика, ты должен почувствовать это сам. Я бы выделил тут несколько основных семантических линий: «Не суетись, и ты обретешь гармонию», «мы смертны, и жизнь наша коротка», «мир прекрасен», «вселенная едина в своем многообразии, и мы — часть ее»… Однако займись этим на досуге, а сейчас — в путь.

Грег осторожно закрыл книгу и вновь хотел вернуть, так как боялся повредить ее, сжимая в руке, но император опять остановил его:

— Утром портной сделал спереди твоей блузы специальный карман…

Грег пощупал живот и с удивлением обнаружил там маленькую, в размер книги прорезь. Сунул туда палец, и тот уткнулся в дно. Усмехнувшись, Грег положил в карман книгу, и они продолжили путь.

— Ты обещал разговор о моих соплеменниках, — чувствуя, что начинает говорить слогом Лабастьера, напомнил Грег, когда они миновали поросший колючим кустарником холм.

— Обещал, — согласился император.

Минут пять после этого они шли молча.

— Так давай побеседуем, — прервал тишину Грег.

— Давай.

— Что же ты не беседуешь?! — разозлился Грег.

— Беседую, — невозмутимо возразил Лабастьер.

— Проклятье, — пробормотал Грег. — Ладно… Ты думаешь вывести из анабиоза моих товарищей?

— Я думаю об этом, — отозвался император. Грег хотел уже было взбеситься вновь, но Лабастьер продолжил: — Взвешиваю все «за» и «против». «За» не вижу ни одного.

— А «против»? Перечисли!

— Всех не сосчитать. Чем больше я с тобой общаюсь, тем больше их появляется. Например, прямо сейчас ты проявляешь удивительный для меня первобытный эгоизм. Заключив двустороннее соглашение, ты истерично требуешь от меня выполнения моих обязательств, а о своих даже не вспоминаешь.

— Какие еще обязательства?! — возмутился Грег.

— Ты обещал рассказать мне о том, с чем вы столкнулись в космосе. А так как инициатива заключения этого соглашения исходила от тебя, то и первый шаг должен быть твой. Но ты не торопишься.

— Черт! — выругался Грег. Он и в самом деле и думать забыл об этом. — Ну ладно. Я расскажу.

«Наш корабль называется „Звездный странник“, и я думаю, зря мы его так назвали. В его строительство вбухали треть годового бюджета планеты, и не стоило нам быть легкомысленными даже в названии. Надо было назвать его „Счастливчик“ или хотя бы „Разведчик“, а еще лучше „Мэйфлауэр“ — так назывался корабль, на котором когда-то по океанским водам приплыли на мою родину первые поселенцы из Европы и основали великую страну. А странник странствует ради странствий, и это главная его цель… Так, к сожалению, и вышло.