– Ну почему, можно придумать шкоду [558] -каверзу и потом уже прикинуть ее на конкретный населенный пункт с его индивидуальными особенностями. Есть что навскидку?
– Да мне давно хочется применить один древний метод, метод Чингисхана, того самого, пусть он был против нас, но воевал-то реально круто?
– Ну, давай, колись гунявенький, что за метод имеешь в виду?
– Ну, выкликаем роту добровольцев, они нападают на предместья станции, наводят шороху и драпают, как только немцы отпор дают, быстро и успешно. А мы ждем, рассредоточившись, половина с одной стороны станции, половина делает засаду, на дороге к Прошкуву, по которой будут наши застрельщики отступать. Ну и немцы должны пустится в погоню за краснозвездыми «грубиянами», а тут их встретят злые ребятки. И устроят фашистам поголовное изнасилование со всеобщим летальным исходом. Это идея Машутки моей, это она книжек о злых татаровьях начиталась. Автор то ли Ян какой-то, то ли Хан.
– Ну, понятно, идейка, скажем, неплохая, тем более Чингизкой не раз испробованная, ну, значит, подождем от Петьки разведданных и, расплантовав, что и как, пойдем вперед.
Тут и на ловца зверь побежал, то есть на нас Зворыкин набежал с радиограммой. А она ж на армянском, так Зворыкин, оказывается, не поленился, сбегал к Ашоту, и тот на обороте «гумажки» русифицировал радиограмму:
«На станции батальон из охранной дивизии, кроме того, взвод танков БТ и Т-26. Также на станции имеется рота украинских националистов, ждем распоряжений. Онищук».
– Зворыкин, ответь Онищуку, чтобы наблюдал и собирал информацию и ничего не предпринимал, ясно?
– Так точно, товарищ командир, ну я тогда к Ашоту, чтобы он зашифровал.
– Беги, Гена, беги. – И радист бегом рванул от нас.
– Ну что скажешь, Романыч?
– Норма, на роту застрельщиков немцы кинут не менее двух рот, так что от четырех рот врага на станции останутся две роты, уже намного легче. Предлагаю кавалерию тоже пустить с какой-нибудь третьей стороны на станцию, чтобы переполоху было побольше. А еще можно летунов вызвать, чтобы они помассажировали станцию.
– Нет, Романыч, летунов пока трогать не след, справимся своими силами, нас больше, да и ребята не просто обстрелянные, а боевые терминаторы. А вызов летунов – это расход горючего и бомб, пока они у нас невосполнимы.
– Тоже верно, и когда планируешь начать операцию? Кстати, чегоминаторы? Это ты опять на своем древнеузбекском? [559]
– Ну, я думаю, сегодня отдыхаем, уж потом, часов в десять ночи, поднимаемся и выдвигаемся к станции. Пока доедем, пока то да се, пройдет часа три, значит, в два часа ночи (они же утра) роту застрельщиков кинем на станцию, парни должны навести марафет и сделать ножки. Ну, чтобы немцы потом протянули ножки, бесповоротно, навеки, во веки вечные, аминь на фиг. Кстати, Онищук, ну который ваш однополчанин из Испании, говорит, в тридцати километрах аэродром есть, с него в ту ночь (22 июня) фашисты нас бомбили. Может, отправим группу заплатить по счетам, ну, РККА не любит долгов, вот пусть штуки три танков со взводом бойцов точку поутюжат, аэродром же тыловой и охраняется взводом охраны. Вот наших там и должно хватить, да еще ночью, да врасплох.
– Ну почему бы нет, капитан, почему бы нет, только на всякий случай броневика два добавь и «косилку». А насчет станции, пока засада кончает с преследователями, удар нанести должна первая ударная группа, шум второго удара символизирует эскадрон Бондаренко. А засадники, раскокав попавших на чингисхановский развод нацистов, врываются на станцию с третьей стороны. Быстро превращаем станцию в бледное воспоминание о станции и уходим на Родину. Ребятки, что напали на аэродром, прямо должны выдвигаться на мост у Навалок (местечко так обзывается, у них тут так принято, Сувалки/Навалки).
– Товарищ майор, а вдруг не успеем к утру мост взять, нас же противник в клещи возьмет.
– А мы к мосту заранее Хельмута с ребятками пошлем, пусть возьмут его тепленьким и сторожат. Передай Хельмуту СДшные жетоны (у нас в архиве штук пять есть), пусть он сыграет какую-либо СДшную инсценировку.
– А это мысль, Романыч, – заключаю я фантазии Романыча и вижу, что рядом давно уши греет какой-то лейтенант из новых.
– Слышь, чудо, ты кто такой? И почему к начальству без доклада?
– Виноват, товарищ командир дивизии, младший лейтенант Великов Дмитрий.
– Так, ты знаешь, младший лейтенант Великов, как называется, когда красноармеец подслушивает служебные разговоры своего командования? Это называется как минимум трибунал.
– Виноват, просто я не решился перебивать, товарищи командиры.
– А че те надо было, че пришел-то?
– Так я хотел попросить оставить меня с группой Вахаева, прикрывать отход основной группы.
– Ну, так проси, чего стоишь?
– Теперь хочу попроситься в группу застрельщиков.
– Слышь, Великов, ты, часом, не отмечаешь семь пятниц на неделе? То ты в прикрытие хотел, теперь в застрельщики тебя потянуло, ты уж определись, младлей. Может, ты сейчас в папы римские захочешь, а через час в короли Английские? Давай, загадывай, я же рыбка золотая.
– Да, товарищ командир дивизии, если вы не против, то я бы хотел в группу застрельщиков, интересно попробовать.
– Ну, посмотрим, все, младлей, иди отдыхать. – И мы с Семеновым тоже разошлись отдыхать, посплю-ка я несколько часиков. Пошел в конуру у цеха и завалился спать, благо там уже была Бусинка, набивала опустошенный диск своего ППД патронами, и я ей помог. Не патронами диск набивать, а, так сказать, скоротать досуг ее, а потом спали…
Глава XI
«Ночной бой»
27–28 июля (ночь – утро) 1941 года, где-то в Польше
(в 50–100 км от границы СССР).
Никто меня не будил, проснулся сам, самостоятельно, ну не Штирлиц, конечно, но, когда надо, просыпаюсь. Так вот, выхожу из конуры (Аню оставил досыпать), навстречу ремонтник, прибыловский соратник (Сидорцев который), видимо, меня будить шел. Но, увидев командира, сориентировался и говорит, что ужин готов, после ужина Семенов дал команду к отправке. У, блин, гебье раскомандовалось, хрен с ним. Далеко ходить мне не дали, Прибылов сотоварищи вечеряли, чем боженька послал, ну и меня до кучи пригласили. Трофеев много, потому Машкин назначенец (бурят который Цыбиков) жратвы не жалеет, оттого жрем, как говорится, от пуза (парню в логике не откажешь: чем больше сожрем, тем меньше придется везти).
А ничего фашистов кормят, я даже обертку «Нестле» заметил, буржуины нестлешные, значит, Гитлера снабжали? Все, если вернусь в будущее, то бойкот и эмбарго полное, на фиг, этой компании. Хай им бис, исключительно неевропейскую шоколадки употреблять буду, ну «Россию» самарскую, или «Ляззат» казахский, или свой таджикский «Амири». Оберток этих фирм точно не встретил у фашистов (да и не было их тогда). Поужинав, бойцы расходятся, надо ж отуалетится, три часа дороги предстоит (это механизированным и лошадистам, пехтуре до утра топать придется, но им отлить, проблем меньше).
Наступает назначенное время, и вся армада приходит в движение, механизированные, велосипые [560] и лошадированные (или конизированные?), сразу уходим вперед. Вахаевцы, попрощавшись, заваливаются спать (все, кроме дежурящих), пехтура рвет походным маршем за нами, но скоро отстает. Тут же отрывается колонна из трех грузовиков, двух БТ, одного бронеприцепного Т-34 и двух БА. Это Абдиев повел на аэродром наказательно-карательную группу.
Впереди движутся «чисто арийские» части, танки, ганомаги и мотоциклы, наполненные реальными немцами (но уже не фашистами, а бойцами немецкой части РККА, то есть уже НКВД).
А уже за ними двигается остальной обоз, все ротные и батальонные минометы, кроме веломиноносцев, так же как и трофейные зенитки, установленные в кузовах машин. Веломинометы пока не нужны, но пусть пока тренируются возить шайтан-трубы свои и кататься на велосипедах, увешанных минами. Густо облепив железяки в кузовах, так же едут бойцы, при шухере все они, кроме расчетов, должны свалить с машины и не мешать минометчикам шмалять во врага.