– Церенов, вы где с товарищем киргизом сабли-то нашли, а?

– Как где, в комендатуре, там было штук пять в кабинете у одного покойного фрица, мы его сперва пристрелили, и потому не смогли с ним поближе познакомиться (о чем «искренне» сожалеем), ну и где он взял сабли, да как, выяснить не смогли, но это точно наши, советские клинки, кавалерийского образца.

– Мне кажется, надо остальным бойцам с монголоидной внешностью тоже раздать сабли, на немцев, оказывается, очень потрясающе действует, мне кажется, еще какие-нибудь чапаны и малахаи изыскать, и вообще фашисты на генетическом уровне какать будуть. Не все же Унгерну монголоидами европеоидов [142] пугать.

– Если мой разрез глаз пугает немца, кладу его на алтарь родины, – заржал Мамбеткулов.

– Товарищ старший лейтенант, посмотрите, кого мы нашли, – говорит Соловьев, молоденький боец из пограничников, а сзади идет своей персоной его величество господин-товарищ Ильиных, в меру отполированный немчурыдванами, сверкая царапинами и гематомами на морде лица.

– Арсений Никанорович, а что ж вы тут делаете? Нашли время для отдыха на курорте «У кривого Ганса».

– Сегодня с утра поймали, изловил собственноручно господин Остащук, а выдал ему меня бывший второй секретарь нашего горкома, ныне бургомистр, байстрюк Яковенко Олег Павлович, сука. За три дня сделал шаг по карьерной лестнице и полный путь по карьере предателя, зарою его на рассвете. Ребята были заняты печатаньем листовок, а я и не знал, что эта сука подалась к немцам, зашел поутру, чтобы он вас встретил на севере. Сам-то на юге хотел вас встретить, но не попал, скорее попал, но не туда.

– Арсений Никанорович, а Яковенко стреноженный ждет вас в комендатуре, можете ему всю жопу двухжопую напинать (двухжопый – икки кут, идиома с узбекского, предатель значит).

– Его не напинать надо, а повесить в центре города за ноздри.

– Так вы, Арсений Никанорович, первый секретарь райкома партии, а партия сказала выполнить, мы сказали есть! Повесим за милую душу, хоть за ноздри, хоть за яйца.

– Бойцы, обследуем дома, очищаем от вражеской скверны город; броники и «косилка» помогают, все вперед выполнять, Церенов, останься.

И мы втроем, Ильиных, Церенов и я, пошли не спеша (как 45-й год, блин, прогулка у Рейхстага) к комендатуре, и я, показывая кровожадный вид калмыка, спрашиваю у Ильиных:

– Арсений Никанорович, кстати, ваши «друзья», то есть недруги, которые из высшей расы, почему-то сильно боятся вот этого горячего калмыцкого парня, даже выстрелить в него опасаются.

Представьте, идет человек, рост 180–190 см, пилотка надета как шляпа Наполеона, перпендикулярно взгляду, на шее висит ППД, на спине лук, с одного боку ножны сабли, с другого – колчан со стрелами. Колчан, скажем, так себе – третий сорт MADE in ЛЕС (на коленке, за пять минут), не каждый неандерталец позарился бы. В руках сабля, причем с сверхбрутальными потеками крови. И раскосое лицо истинного сына степей Азии плюс усы подковой а-ля Чингисхан. Тут не только немцу, тут любому эуропэйцу экстренная замена памперса потребуется, он еще для пущего страха лицо кровожадно перекашивает, как будто кости грызет, и лицо нехороший человек кровью смазал немного.

– Так если б он на меня попер, я б, наверно, тоже туалет искать стал, во плечи, как фасад танка, еще и антураж полный экзотики, прям Субудай Багатур [143] во плоти ведет тумены на Европу, не глянется [144] он мне, да и женщинов я люблю.

– Ау, товарищи европеоиды, хватит заливать, кроме чингизидов завоевателей не было, что ли, по-вашему, ваши македонские, римляне, лакедомонцы (или ламекедонцы), стефаны батории всякие, да крестоносцы, Гитлер, опять же, тоже по колени и выше в крови шастали. Гунны тоже не совсем сестры милосердия, но венгры (потомки гуннов) у вас как-то даже европейцами считаются, – начал умничать брат калмык.

– Босхамджи, успокойся, прекращаем расово-континентальный бред. А то, что немцы от тебя писаются, так это их проблемы и наша сила, сила СССР в дружбе и разнообразии его народов.

– Да кто ж против, командир, – усмехнулся так же кровожадно по-станиславскому Церенов. – Вон от акмурзинского прадеда наполеоновские бандюки через всю Европу бежали, а почему мне так же не шугать их!

Так мило болтая, мы дошли до комендатуры, бойцы еще часа два вылавливали и допиливали немчур и их шестербасов ягодицелизов. К центровой площади, что у экс-комендатуры была, уже стекался народ, люди волокли угощение освободителям (нам любимым) и даже совсем деликатес притаранили, полицая, который неделей ранее тут же был участковым РКМ [145] .

Потом он куда-то исчез, оставив после себя кровавую тушку, причем бойцы в суде Линча не принимали участия, женщины и мужчины – жители города самостоятельно прекратили бренное существование экс-мента.

А товарищ первый секретарь горкома успел за время линчевания на бронемашине Гаджиева сгонять за листовками, и теперь листовки расходились, как акции АО «МММ» в 92–94-х годах, то есть как горячие пирожки, ну или холодные блины. Раздав листовки, Ильиных залез на броневик Гаджиева, и тут же в стиле В. И. Ленина начал свою речь, даже жесты он скоммуниздил у отца пролетарской революции.

– Товарищи жители Городка, поздравляю вас туточки с временным освобождением нашего города от гитлеровских ворогов, зарыл бы я их на рассвете. Но сразу скажу, нам радоваться рано, РККА истекает кровью под хищными ударами кровососов «новой Европы», но это не значит, что мы должны предаваться унынию, нет, нам нужна победа, и мы за ценой не постоим. Тут в немецких тылах действуют бойцы шестнадцатой Дивизии Особого назначения, присланные товарищем Сталиным из Новосибирска. Они вдругорядь [146] уйдут в лес, продолжая партизанский метод ведения войны, от нас же им требуется повсеместная поддержка.

И таким же макаром Ильиных продолжил высокоидейное бла-бла-бла, почти полтора часа, при этом двадцать четыре раза воткнул к месту и не к месту свое «зарыл бы я их на рассвете». За это время нами полностью был очищен город, и даже броневики Абдиева погнали бегущих немцев к вахаевской засаде. А там вахаевские универсальные болеутолители системы ДП и ДТ окончательно излечили последних немцев от всех болезней, даже представителя Абвера обер-лейтенанта Штайнера накрыло разрывом осколочного снаряда. По документам мы и смогли узнать, какую важную птичку вернули в мировое пространство (без документов Штайнер не был похож не то что ни на кого, но и ни на что). Три немца подняли ручки, не вынеся кошмара кинжального огня спереди и сзади, ведь еще минометчики добавили сверху горячих апельсинов, один из хендехохных немчиков оказался помощником коменданта гауптманом Дюрером (сука, какую фамилию опозорил).

Танки и бронемашины я отправил на въезды в город, один БТ и два БА на север, один БА и два БТ на юг, и ганомаг с двумя оставшимися БА на вахаевский курорт, каждому в придачу по отделению пехоты. Сегодня мы решили провести в Городке, отсортировать трофеи, проверить человек сорок-пятьдесят, желающих поступить к нам, которые в основном окруженцы и пленные, как из тюрьмы, так и прятавшиеся по домам.

Трофеев было много, как штатное вооружение немцев, так и заботливое собранное немцами брошенное или отбитое имущество РККА. Одних минометов ротных 8 штук, три батальонных (у нас как раз их не было, зато были выстрелы к ним). Четыре «максима», пять ДП, пять МГ, пятнадцать МП-38, пять «ППШ», и даже двенадцать ППД, ну и Мосинки, СВТ и Kar-98. Кроме того, еще три БТ, одна «тридцать четверка» и два Pz Kpfw II, правда, один БТ пулеметный [147] , около двадцати повозок, да еще и с конями, один грузовик MAN на четыре с половиной тонны и «Опель-блиц», набитые двухсотлитровыми бочками с бензином. Так как железная дорога не проходит по Городу, а горючего немцам нужно много, поэтому в Городе была устроена этакая нефтебаза, и все семь тонн бензина и тонна соляры попала к нам в плен. Кроме того, целых пять цундапов тоже пополнили наш автопарк. Правда, БТ-шки и кое-какая другая техника требовали ремонта, но онищукоабдиевцы пленили ремонтников, у них и отобрали БТ, «Т-34» и Pz Kpfw II, те их ремонтировали, теперь доремонтируют, но уже для нас. А куда они денутся-то, как вы думаете, кто за ними присматривает, правильно, Церенов и Мамбеткулов, и им запрещено очистить сабли, психология-с.