– Ах да, Никифоров, стой, я тут ночью подумал, нужно этой ночью, ну, практически завтра утром, на рассвете, разбомбить точку D, но чуть тщательней. В этот раз желательно по живой силе отбомбиться, там немцы кулак собирают, планируют напасть на нас, и чем больше их вы побьете, тем лучше. Но без пикировки, заходите со стороны точки U, кидаете свои бомбы – и на полной скорости обратно. Все бомбы сбросить с одного раза, понятно?

– Так точно, товарищ комдив.

И Никифоров ушел, вместо него в землянку спустился красноармеец Хушвактов, землячок мой, вчера его Елисеев реабилитировал, ну то есть выпустил, отфильтровав.

– Салом аллейкум, командир-ака, вот вам старшина завтрак передал. – В руках Хушвактов держал котелок с подогретым супом (остатки вчерашнего ужина, кстати, откель солдатик прознал про мое месторождение?) и мощный кусок хлеба.

– Красноармеец Хушвактов, ты уже завтракал?

– Так точно, командир-ака.

– Ну, можно просто так посидеть, с командиром за компанию?

– Так точно, командир-ака.

– Как зовут? – и, начиная восточно-неспешный разговор, приступаю к супу.

– Али я, товарищ капитан.

– Откуда, когда призван, как в плен попал?

– Я из колхоза «Байраки Сурх» («Красное Знамя»), который недалеко от Бухары, призван в ноябре 1939 года, служил в стрелковой дивизии, в плен попал при обороне Минска. Ночью был в боевом охранении, вроде не спал, раз, удар по голове – и все, оказался у немцев, разведка взяла меня как «языка».

– И что, много рассказал врагу?

– Нет, я притворился человеком, не знающим русский язык, говорил им по-таджикски и по-узбекски, простите, товарищ командир, но это был мат. Они били, пытались у меня узнать место расположения артиллерии, я по-русски отвечал только одной фразой: «Я па русска ни гавару», примерно на сотом ударе они признали бесполезность меня как «языка» и, просто дополнительно побив, отправили в лагерь для военнопленных. Оттуда нас и вывозили на поезде, когда ваши ребята нас выручили.

– Кем был до попадания в плен?

– Второй номер пулеметного расчета красноармеец Хушвактов Алиджон Пулодович.

– Русский откуда знаешь, таджик или узбек?

– Русскому учили сперва в школе, потом в техникуме, техническая документация вся на русском, вот и пришлось напрячь голову. Таджик я.

– Ладно, Алиджон, иди. Кстати, тебя куда перенаправили?

– Временно приставили в помощь к кухне.

– Ну, тогда бери котелок (завтрак закончил я) и отнеси на кухню, из пулемета как стреляешь и из какого?

– Стреляю хорошо, но мой напарник Мыкола Слюсаренко стрелял лучше (не знаю, где он сейчас), умею стрелять из «Максима», «ДП» и даже немецкого «МГ», во время боев за Минск пришлось пострелять из трофейных, даже какой-то чешский был [458] .

– Тогда иди к Ахундову, скажи, что пулеметчик, что стрелял из чешской «Збруевки», как раз ему пулеметчик нужен, свободный чешский пулемет есть, зачем пулеметчику прохлаждаться на кухне, и передай, что я направил.

– Рахмат Виталий-ака, мне действительно лучше на пулемете работать, чем на чистке посуды. – И новый пулеметчик нашей дивизии ушел, забрав с собой посуду.

Все теперь надо сперва заглянуть к Прибылову, узнать готовность техники, ну и я направил свои стопы туда, где автоген горит чадя, фашистам ништяки неся.

И, не доходя до штаб-квартиры, по тому, как стоят танки, я понял, что с танками у Прибылова и его братии все в порядке. Ну да, танки больше похожи на произведения сумрачного наглосаксонского гения в фильме «Смертельные гонки», но какая-то первобытная красота в них есть. Правда, эти шушпанцеры теперь на БТ и на Т-26 похожи, как махайрод [459] на домашнюю кошку, но разве махайроды – уроды?

– Добрый день, товарищ Прибылов, как у вас дела?

– Товарищ комдив, у нас все запланированные работы окончены, сейчас проводим последние испытания танков. Скорость танков немного пострадала от наших нововведений, но зато лобовая броня увеличилась на 30–45 сантиметров, плюс рациональней стали углы наклона. Снаряд из 37-мм вражеской противотанковой пушки [460] БТ и Т-26 должны выдержать, даже в упор. Но против орудий калибром больше, конечно же, бессильны, например, 88-мм зенитное орудие все равно пробьет наш танк.

– Ничего, 88-мм у немцев поменьше чем 37-мм, еще большее увеличение бронирования-экранирования мы себе позволить не сможем, будем воевать с тем, что имеем, товарищ Прибылов. Буду ходатайствовать о присвоении вам внеочередного звания и государственной награде.

– Служу Советскому Союзу, товарищ капитан!

– Кстати, Прибылянский, как дело обстоит с транспортом?

– Сейчас проводим технический осмотр грузовиков и броневиков, к трем часам дня собираемся закончить, и потом отдых до времени выступления.

– Ну, тогда доработайте и потом отдыхайте, товарищ инженер, и все остальные. Ах, да, как работают товарищи немцы?

– Хорошо работают, товарищ комдив. Вот танки их работа, хоть и непривычно им было танки экранировать, проект мой, исполнение их, ну и наши ребята тоже в стороне не стояли.

Ну что, надо теперь до обеда собрать командиров и обсудить дальнейшие действия. Кстати, у комдива ни денщика, ни ординарца, ни вестового, даже охраны нет, прям не армия, а не знаю что. Ну и на что мне они-то? Чем больше бездельников в тылу, тем меньше бойцов на фронте.

– Боец!

– Красноармеец Сидорчук, товарищ комдив!

– Позови ко мне в штаб командиров полков, начтыла, Елисеева, Онищука и командира кавалеристов товарища Бондаренко.

– Есть! Разрешите выполнять?

– Да, беги, Сидорчук, беги.

И боец полетел по лагерю «сзывать неразумных хазаров», то есть товарищей командиров, ну и я строевым, горделивым шагом (хоть нога и побаливает) двигаюсь в штаб. Проходит минут пятнадцать, и в моем тесном штабе собираются командиры.

– Товарищи красные командиры, сегодня вечером, приняв самолет с Центра, мы выходим в наш долгожданный рейд по бывшей панской Польше. Начнем с разведки: старший лейтенант Онищук, разведке обеспечить сбор информации на всем пути следования. Вы можете подготовить группы и отправить их уже сразу после обеда. Предлагаю группу на четырех мотоциклах и ганомаге, с собой взять портативную немецкую рацию, вторая группа на лошадях, и тоже с рацией. Если первая идет по дорогам, вторая по лесу. Все, товарищ старший лейтенант, можете идти, шифр для передач – язык коми, затем удмуртский и мордовский, обязательно чередовать шифровки. (А почему именно эти языки? Потому что их носители на немцев похожи больше, чем туркмены или якуты – не так подозрителен мордвин в роли немца, как туркмен или казах.) Подберите по одному бойцу указанной национальности. Ашот делает уже вам документы фельдъегерской группы штаба группы армий «Центр», и ваша легенда – то, что вы везете донесение в Ставку фюрера. А второй группе документов не надо, некому в лесу документы проверять.

И Петро убежал, он же у нас человек-действие (не человек действия, а именно как написано).

– Товарищи командиры, все подразделения, которые идут в рейд, должны быть готовы ровно в десять вечера. Задача ясна?

– Так точно! – ответили командиры хором.

– Если у кого-то есть вопросы, то сейчас самое время его задать.

– Какое количество боеприпасов выдавать? – спросила товарищ начтыл.

– Не думаю, что это можно ограничивать, мы не знаем, сколько времени нас не будет, потому предлагаю раздать 60–65 процентов имеющихся боеприпасов как для ручного оружия, так и для пушек, пулеметов и минометов. Хотя, вероятно, мы будем добывать трофеи, потому давайте остановимся на половине огнеприпасов. Так же с горючим, но соляру экипажам Т-34 раздать всю, КВ оставим тут. Товарищ начтыл, озаботьтесь погрузкой боеприпасов ГСМ и другого имущества в грузовики, все женщины остаются в лагере, потому, товарищ Машкова, назначьте начтыла для рейда из числа мужчин.